Bourgeois Gentilhomme

Петербург, сетевой ресторан, вечер.

pauldol (смотрит в меню): Мне, пожалуйста, вот это... и вот это.
Официантка: У вас есть наша скидочная карта?
pauldol: Нет.
Официантка: Дело в том, что со скидочной картой на вот эти блюда с красным ярлычком будет скидка пятьдесят процентов.
Девушка за соседним столиком: У меня есть скидочная карта, возьмите!
Официантка: Прекрасно! Значит, у вас будет скидка. А что вы хотите взять вторым блюдом? Вот это? На него нет скидки. Возьмите вот лучше вот это. Там то же самое плюс добавка, а со скидкой будет стоить в полтора раза дешевле. Согласны? Прекрасно! (уходит с девушкиной картой)

Лотман:

Во-первых, искусство и внехудожественная реальность рассматриваются как области, разница между которыми столь велика и принципиально непреодолима, что самое сопоставление их исключается. Так, например, до последней войны в Екатерининском царскосельском дворце хранился портрет императрицы Елизаветы (кисти Каравака), в котором лицо, выполненное с сохранением портретного сходства, было соединено с обнаженным телом Венеры. Для художественного сознания более поздних эпох такое полотно должно было казаться неприличным, а учитывая социальный статус изображенной на нем особы, — и прямо дерзким. Однако зрители XVIII века смотрели на картину иначе. Им и в голову не могло прийти увидеть в обнаженном женском теле изображение реального тела Елизаветы Петровны. Они видели в картине соединение текстов с двумя различными мерами условности: лицо было портретно и, следовательно, отнесено к определенной внешней реальности как ее изображение; тело же вписывалось в нормы аллегорической живописи, которая оперировала эмблемами, являющимися знаками предметов, а не их изображениями.

Беседы о русской культуре.
Быт и традиции русского дворянства XVIII—начала XIX века

Почтение к нормам сего века не даёт мне привести здесь описываемое изображение.

А сохранились ли где-нибудь в Европе аналогичные примеры монарших портретов? Анну Стюарт, скажем, так не изображали?